- Обычно дети приходят на занятия “искусством”, чтобы самим рисовать и лепить. Вы разговариваете с ними об истории искусства. Зачем?

- Идея совмещать творчество и историю искусств родилась вовсе не из любви к теории: я сама не очень теоретический человек. После института меня позвали работать с  группой ребят из многодетных семей, которые решили не отправлять детей в школу и занимались домашним образованием. Я начала с ними рисовать, и в какой-то момент оказалось, что мне по неопытности не хватает тем.  В одной из умных книжек я тогда наткнулась на такую интересную мысль: детское творчество развивается подобно тому, как развивалось мировое искусство. Малыши рисуют схематических человечков, как в первобытном мире. В раннем и среднем школьном возрасте работы похожи на средневековое искусство с его наивностью, диспропорциональностью и дублированием фигур. Потом, когда глаз и рука юного художника лучше натренированы, в  картинах наступает эпоха Ренессанса с его совершенством и стремлением к научному познанию мира. И наконец, в возрасте подросткового отрицания ребенок приходит к авангарду. Я зацепилась за эту идею, стала приносить детям какие-то изображения, рассказывать о том, как исторически развивалось искусство - наложила искусство на ту историческую подкладку, которая у детей уже была. Мне повезло с учениками – они много читали, им все было интересно. Дефицит тем сразу закрылся -  наоборот, их стало слишком много.

 

- То есть Ваши занятия - это не лекции по искусствознанию?

- Нельзя представить себе, чтобы ребенок в десять лет сел и часами слушал лекцию. Для меня история искусств - это всегда что-то интерактивное. За два с половиной часа мы успеваем написать конспект в тетрадочке, послушать сообщения, которые дети приготовили дома, спеть-сплясать, сыграть в какие-нибудь карточки-мемори, а после этого у нас остается час на творчество. И этот час мы делаем то, что связано с обсуждаемой эпохой. В этом полугодии мои новички изучают Ветхий завет: мы с ними упоенно лепим ветхозаветных скотоводов и их барашков. Дети любят базовую ручную деятельность, барашки плодятся и множатся! А потом, когда мы начнем изучать раннее средневековье, дети попробуют сложить свою мозаику и поймут, насколько это сложный и трудоемкий процесс. После таких занятий мои ученики смотрят на памятники совсем другими глазами.

 

- Историю искусств обязан знать любой образованный человек?

- Нет, не обязан. Человек, мало знающий об истории искусства, может быть вполне цельным, а вот человека, который не владеет своими руками, не умеет ими работать, гармоничным не назовёшь. Поэтому рисовать и лепить до какого-то возраста я советую всем, а вот на историю искусств отбираю только желающих. Родителям я говорю так: сначала ребенку нужно просто обеспечивать возможность рисовать по сто головоногов в день. Лет с пяти-шести можно его отправить в какую-нибудь хорошую студию. А вот на историю искусств я принимаю детей лет с девяти-десяти и веду ее до 10 класса.

 

- О чём Вы разговариваете с десятилетними?

- Первые два-три года мы изучаем Первобыт, Древний мир, Ветхий и Новый Заветы и античную мифологию - в них содержится большинство сюжетов мировой живописи. Эти эпохи интересны младшим школьникам, будят фантазию, развивают кругозор. По ходу дела мы с детьми еще и географию немного подтягиваем. Обсуждения чисто художественных тонкостей начинаются не раньше двенадцати-тринадцати лет. К этому времени у детей уже насмотрена база изображений, они начинают видеть разницу между стилями, картинами разных эпох, замечают спрятанные в картине символы. Им нравится узнавать скрытое, искать мотивы художника. Например, на картине Милле «Анжелюс» под слоем краски при рентгеновском исследовании был обнаружен другой сюжет – молодые родители стоят в поле над маленьким детским гробиком и оплакивают свое дитя. А в окончательном варианте они просто стоят и слушают Благовест, доносящийся к ним  из деревенского  храма. Мы с детьми разбираемся: Почему? О чем думал художник? Зачем изменил сюжет? На выходе с моего курса у детей остается пять-шесть общих тетрадей с конспектами и вклеенными картинками. Получается такая пятитомная энциклопедия, которую дети потом с удовольствием читают и по которой готовятся к олимпиадам.

 

- Вы играете на занятиях?

- Конечно! С ребятами из Новой школы мы сейчас проходим Ветхий Завет, и в прошлую пятницу у нас был конкурс "5 “И": нужно было по картинам и вопросам быстро узнавать библейских персонажей  - Измаила, Исаака, Исава, Иакова, Иосифа. Это такая тема, в которой теряются и взрослые. Игра даёт стимул готовиться. Родители говорят: “Вы понимаете, что дети ничего больше не делают, а с утра до ночи читают Библию?"

 

- Какие еще задания полезно давать детям?

- Я даю им стихи почти к каждой теме, и некоторые выучивают огромное множество, а заодно знакомятся с хорошей поэзией. Запоминая сюжет стихотворения, они потом с большим интересом разглядывают картины. Или такое задание: нарисовать апостолов. Схематически, но подробно: каждого с его атрибутам - книгами, крестами, животными. Чтобы выполнить задание,  ребенку, конечно, сначала приходится много всего почитать. Дети узнают, почему у апостола Петра в руках перевернутый крест, а у Иоанна - книга. Они запоминают историю жизни каждого персонажа, но не составляя скучное эссе, а готовясь создать картину.

 

- Вы как-то проверяете, что ребенок усвоил материал?

- Когда мы заканчиваем тему, я провожу зачет. По итогам зачета за первые, вторые и третьи места дети получают подарочки. Я заранее закупаю их в разных поездках, или делаю сама, или друзья-родители привозят из путешествий . Победителей обычно много, иногда две трети от группы, и все получают что-то симпатичное. Ребята, которые занимаются у меня долго, собирают в итоге целые коллекции: копия статуэтки первобытной Венеры, макет афинского Парфенона, средневековый витраж на плёночке... После каждой темы у них остается какое-то материальное напоминание. Для них зачеты - это такие вехи.

 

- Интересно, что думают сами дети? Для чего они изучают историю искусства?

- Я в преддверии нашего интервью спросила детей, зачем они сюда ходят. Они сказали много всего: про творчество, про наши поездки, конечно, про то, что им нравится пить чай и общаться. А еще сказали, что приятно быть умными. Если ты ничего не знаешь, ты приходишь в галерею и воспринимаешь произведения как скучные и одинаковые, а если ты эрудированный человек, то ты читаешь сюжеты “с листа”, умеешь получать эстетическое удовольствие.

 

- Вы сказали, что дети любят поездки. Куда Вы их возите?

- В места, связанные с той культурой, которую мы с ними в данный момент изучаем. Например, этой осенью мы с моим кружком Новой школы, детьми девяти - десяти лет, ездили смотреть на Беломорские петроглифы. Это огромное пространство, покрытое первобытными рисунками -  по ним становится совершенно ясно, как древние люди жили, что делали. Вот человек охотится на лосей, вот он сел в лодку и поплыл за белухой, вот он забросил гарпун, вот ему не повезло, и его съел медведь. Я давно отошла от идеи о том, что развитие мирового и детского искусства - это одно и то же, но в некоторых местах они действительно пересекаются. Маленький ребенок рисует так, что для него на листе нет ни верха, ни низа. Он хаотически располагает фигуры в свободном пространстве. Петроглифы устроены так же - это набор случайно расположенных сюжетных изображений, разбросанных без видимого порядка, но настолько понятных, что можно садиться и писать рассказ о конкретном первобытном охотнике.

 

- Образовательные путешествия отличаются от обычных экскурсий?

- Во-первых, во всех поездках мы по три-пять часов рисуем. Во-вторых,  я учу детей не занимать позицию “туристов”. Мы уже лет шесть-семь ездим в один маленький городок во Франции. Мы там всех знаем, помогаем в местных мастерских, на городских мероприятиях, из наших картин в мэрии делают выставку, нас любят французские бабушки, о нас пишут в местных газетах. В этом городе мы не просто гости, а хорошие знакомые, которых ждут, которым рады. Со старшей группой мы этим летом собираемся в Каргополь и Ошевенск. Там мы тоже не будем посторонними: ребята войдут в избы местных жителей, полепят каргопольские игрушки, испекут козули, помогут старикам - наколют дров, принесут воды из колодца. В поездках дети сами ходят в магазин, готовят, моют посуду, убираются. Сначала это непривычно, кого-то раздражает, а в итоге такое приключение, испытание себя оказывается в кайф.

 

- Как можно совместить приключение и образование?

- Вот так, например: мы съездили в Беломорск, посмотрели на петроглифы, построили чум, полепили горшки, порисовали первобытных картинок, а на обратном пути за сутки в поезде все написали по сочинению. Я дала детям конкретный сюжет петроглифа и сказала, что они могут писать от имени любого персонажа. Дети должны были использовать информацию, которую получили в поездке: вспомнить, что петроглифы были выбиты в эпоху неолита каменными орудиями, что в XVI веке,  увидев в первобытных картинках "срамоту", монахи поверх них выбили огромный крест, что сейчас петроглифы изучаются учеными и охраняются государством. Работы получились совершенно потрясающими: кто-то рассказал, что он ученик художника и помогает выбивать эти рисунки, кто-то писал от лица средневекового монаха, а один мальчик создал рассказ от лица коричневого кварца, которым выбивали это изображение.

 

- К образовательным путешествиям детям надо готовиться?

- Да, обязательно. Дети в поездках заняты целый день - рисование, экскурсии, участие в местных программах. А вечером, после ужина, мы за чаем слушаем друг друга. Каждый заранее, еще в Москве, готовит доклад о каком-нибудь ярком историческом персонаже, связанном со страной, в которую мы приехали, с городом,  с периодом. Доклады часто делаются от первого лица. Например: «Здравствуйте, я итальянец, Бартоломео Фанческо Растрелли, но в вашей стране меня стали называть Варфоломей Варфоломеевич Расстреляев. Не буду даже говорить, что я думаю по этому поводу…». И дальше персонаж рассказывает про свою жизнь, про свое  творчество . Это весело, дает возможность ярким театральным детям показать себя. А другим, более тихим, преодолеть себя в принимающей дружеской компании. А потом мы еще долго болтаем, играем, поем – с каждой группой по-разному, но всегда хорошо и уютно.

 

 - Вы ведёте уроки в школе, занимаетесь с домашними детскими группами, а еще работаете в Центре лечебной педагогики. Как искусство может лечить?

- Дети, которые приходят в ЦЛП, имеют проблемы в самых разных областях:  это дети с синдромом Дауна, с аутизмом, просто очень нервные и тревожные ребята, дети из приемных семей с расстройством привязанности и синдромом дефицита внимания. Наши занятия для них - это способ гармонизации личности, начиная с моторики и заканчивая социализацией.

 

 - Как Вы занимаетесь с такими разными учениками ?

- Я даю группе общую задачу, а взрослый, который сопровождает ребенка, модифицирует её. Одному ребёнку важно просто развивать руки - раскатывать глину скалкой, стучать кулачком, бегать пальчиками. Другому - сделать в лепешке дырки для глаз и страшный рот, сказать: "Ууу, смотри, какой монстр!" - и научиться не бояться этого монстра. Третьему важно уметь не перемешивать краски при раскрашивании. Четвертому - слепить вещь и подарить её одногруппнику, установить социальную связь с внешним миром.

 

 - Вы много работаете с глиной. Почему?

- С ней можно делать очень разные вещи: побить об стол, раскатать скалкой, покрутить на круге, создать свой образ.  Для самых маленьких очень сильное впечатление - просто почувствовать, как глина высыхает на руках и стягивает кожу.

 

 - Родители тоже приходят к Вам на занятия?

- В ЦЛП прекрасные родители: они, зная об особенностях своего ребенка, заботятся о нем круглосуточно, развивают всеми возможными способами. Они с удовольствием  делают работы для благотворительной ярмарки, готовы помогать на занятиях. Очень многие ходят с нами в музеи. У меня есть чудесная бабушка, которая, придя на выставку Рафаэля, сказала: "Знаете, Женя, я последний раз была в музее 30 лет назад, когда мне было 17. Вы не представляете, какое это счастье!" А один наш мальчик с аутизмом нарисовал во время экскурсии картинку по мотивам Пикассо «Девочка на шаре», которую заметила Марина Лошак, директор Пушкинского музея. Теперь этот рисунок висит в ее кабинете. И эта история очень важна для его семьи.

 

- Походы по музеям тоже бывают целебными?

- Пушкинский музей сделал ЦЛП огромный подарок: нас туда пускают в понедельник, выходной день музея. Это очень важно для детей с аутизмом: когда они оказываются в толпе, они хотят только поскорее спрятаться, забиться в свою норку.  А в понедельник, в пустом зале, в тишине, они концентрируются на искусстве и их “прошибает”. От музея всегда есть польза: дети могут не понять лекцию, а в музее они заражаются всеобщим энтузиазмом, кто-то вдруг на полчаса зависает перед статуей, кто-то ходит кругами или радуется ярким краскам. А недавно мы посетили выставку «Игра с шедеврами» в Еврейском музее. Там по другому прекрасно – куча интерактива, многое можно трогать, залезать, заглядывать, делать самим. Такое нравится любым детям.

 

- Как вы уговариваете особого ребенка пойти в музей?

- А его не приходится уговаривать. Нам может казаться, что ему все это совершенно не нужно, он плохо понимает речь, точно не осознает умных слов экскурсовода. Но на вопрос “Пойдёшь в музей?”, он всегда говорит «Да! Да, музей! Да, Пушкинский музей!»