Вы знаете две школьных системы – российскую и американскую. Расскажите, в чем принципиальное различие.

 

Я знаю советскую систему, потому что училась в Советском Союзе. Американскую знаю уже по своим детям. Американская система – это то, что мы называем прогрессивным образованием. Прогрессивное образование - образование с фокусом на индивидуальности каждого  ребенка, на том, что ему нужно. И на том, что стоит не загружать его голову знаниями, а давать их в такой форме, чтобы ребенок естественно приходил к каким-то открытиям. Мои дети учатся в очень прогрессивной американской школе. Применительно к языку это заключается, например, в том, что у них никогда не было учебника по английскому языку.

 

Никогда, даже в начальной школе?

 

Никогда.

 

Расскажите о том, как в американской школе учат писать.

 

В школу у нас идут в пять лет, и сразу начинается «интуитивное письмо», то есть дети просто пишут, как слышат, и никто их не исправляет. Они записывают, как им кажется: несколько согласных, может быть, с одной гласной, а может быть, и вообще без гласных, и это считается абсолютно нормальным, все радуются, они рисуют картинки. Ребенок пытается свою историю рассказать в письменном виде. Никто не начинает учить правила. Учить правила вообще никогда не начинают, у меня такое впечатление. Весь фокус – на том, как человек может передать свои мысли на письме.

 

И все-таки - до какого возраста учителю будет достаточно того, что ребенок вообще пишет?

 

Ребенок постепенно как бы обрастает навыками. В пятом классе, например, ему начинают рассказывать о том, что в повествовательную историю нужно добавлять детали, описывать свои чувства. В пятом классе они очень много работают над этим добавлением деталей. Чтобы текст был не такой - “это произошло, это произошло, это произошло”, одни действия, а чтобы ребенок умел описывать. В принципе, в пятом классе дети начинают писать довольно грамотно и богато. Несмотря на то, что никто с ними никогда не учил структуру предложения и правила орфографии.

 

Как получается, что они узнают правила орфографии? Откуда?

 

Мое глубокое убеждение( и в русском языке это работает точно так же), что девяносто процентов нашей грамотности - это грамотность от зрительной памяти, от чтения. Программу в нашей русской школе мы тоже на этом строим. В начальной школе моим детям учительница еще иногда давала несколько слов в неделю, чтобы они запоминали правописание, но как только они перешли в более прогрессивную школу, это вообще прекратилось. Весь процесс направлен на то, чтобы ребенок умел глубоко мыслить.

 

Возможно, у Ваших детей особенный талант к языку...

 

Нет, у моего сына скорее математический ум, и он меньше читает, чем, скажем, моя дочь. Ему было очень тяжело с английским – даже не в плане орфографии ( в какой-то момент они все начинают печатать, и автоматический корректор эту проблему решает), а именно в плане построения предложения: у него грамматика не так естественно ложилась, тем более, что он двуязычный ребенок. Но сейчас сын в восьмом классе, и я вижу, что его язык становится сильным, правильным, интересным, структурированным. К старшей школе у ученика, который постоянно читает и пишет,  накапливается опыт языка. Уже во втором-третьем классе дети пишут очень сильные сочинения. В них есть ошибки, но это сочинения на много страниц, с описаниями. Сначала это творческое письмо, к четвертому-пятому классу появляются элементы аналитического письма. Дети, кстати, совсем не пишут изложений, что, может быть, и не очень хорошо - в русской школе мы начинаем сейчас писать изложения.

 

Предположим, ребенок написал прекрасную по мысли работу, которая полна неправильных конструкций и неправильных слов… Что делает учитель?

 

Маленького ребенка просят оформить работу, нарисовать картинки, сделать обложку, переписать. Никакие ошибки не исправляются. Родители приходят на открытый урок, все радуются, что дети написали рассказы, дети их читают родителям. Так происходит класса до третьего. Классе в четвертом начинается индивидуальная работа с ребенком. Преподаватель садится с одним учеником, и они обсуждают. Но это не обсуждение всех ошибок, а, скажем, только заглавных букв, точек, абзацев. Детей не загружают миллионом правил, а говорят:  есть несколько важных пунктов, проверь по ним себя. Важно не исправить ребенку ошибки, потому что в этом случае ребенок будет пассивен. Важно научить его самого ошибки искать и исправлять. Без некоторых правил орфографии нельзя обойтись: например, нужно выучить, как пишутся their и there. В какой-то момент дети проходят эти правила, но не в виде упражнений. Правила интегрируются в письмо. Все идет от ребенка, от его интересов, от его личной истории.

 

Заданий типа  “перепиши в тетрадь текст из учебника” тоже нет?

 

Нет. Я думаю, это хорошо - хотя многие родители, особенно некоторые русские родители в Америке, со мной не согласятся. Я рассказываю сейчас только про прогрессивные школы. В Америке есть и другие: там будут давать и переписывание, и разбор, и грамматику. Иногда мне тоже кажется, что знания правил не хватает. Я думаю: “Вот если бы мой ребенок знал разбор предложений, тогда он бы сразу стал писать хорошо”. Но теперь, когда дети становятся старше, я вижу, что прогрессивная модель работает. Они отлично пишут, но без этих сумасшедших усилий, без запоминаловки.

 

Можно сказать, что выпускники школ, в которых учат традиционно, более успешны?

 

Нет, есть и прогрессивные школы очень сильные, и традиционные очень сильные.

В Америке университеты заинтересованы в том, чтобы у них был разнообразный состав студентов. Чтобы какая-то часть пришла из одного типа школ, какая-то – из другого. Это не означает, что выпускники получаются одинаковыми. Прогрессивная модель ценится за то, что оттуда выходят думающие люди, способные хорошо анализировать текст, умеющие написать интересный  материал.

 

 

В российском обществе знание правил письма и культуры речи  - это знак принадлежности к группе. Если человек пишет “ться” в инфинитиве с мягким знаком -  он свой; если говорит “ихний” - чужой. В Америке так же?

 

Мне кажется, это не очень американская тема. Вообще самоидентификация, желание принадлежать к маленькой субкультуре – это не то, что здесь народ беспокоит. Во всяком случае, я этого не чувствую. Я понимаю, что вы имеете в виду: мне недавно как раз написали “Розенталь бы в гробу перевернулся, если бы увидел, как ты пишешь”. И мне было очень обидно…Здесь, конечно, никто так не скажет:  “Э.Б.Уайт сошел бы с ума, если бы увидел, как ты пишешь по-английски”.

 

 

В последние дни у нас широко обсуждают “золотой список” классических произведений для школьников. В Америке есть такой список?

 

Нет. Вернее, в некоторых школах есть, не буду обобщать. Но в прогрессивных школах (а по этой модели работает сейчас много и частных,  и государственных школ) нет уроков литературы. Я назвала бы эти уроки “уроками чтения”. Класса до пятого каждый ребенок читает те книги, которые выбрал он сам.

 

Какие, например?

 

Любые. Главное – читать, читать, читать. Кто-то уже берет Гарри Поттера, кто-то - совсем простенькую книжку с  крупными буквами и простыми словами. В четвертом классе дети начинают ходить в книжные клубы. Клубы делятся по уровням: в одних читают очень сложные книги, в других - попроще. Есть сайт издательства “Scholastic”, на котором можно узнать, какой рейтинг у книги по шкале сложности. В пятом классе говорят: всё, читать научились. И выбирают общие для класса книги. Обычно за год проходится, скажем, пять книжек, не больше. Это книги глубокие по содержанию. В которых есть, что обсуждать.

 

Современные? Или необязательно?

 

Сейчас мой сын в восьмом классе. В этом году они читают «О мышах и людях» Джона Стейнбека. В прошлом читали «Убить пересмешника» Харпер Ли. Еще был «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери - это оказалась для них самая сложная, с точки зрения языка, книжка. Но большинство книг современные. В пятом классе мой сын читал «Мальчика в полосатой пижаме» Джона Бойна, и они параллельно говорили о Холокосте и о войне. В их школе образование ведется по междисциплинарной модели: литература идет вместе с историей. Мы пытаемся так же учить и в русской школе.

 

Получается, закончив школу, ребенок может не прочесть Шекспира или Диккенса?

 

Может не прочесть, да. Хотя в большинстве школ хотя бы одно произведение Шекспира в средней школе проходят. Часто на стыке с классом драмы или с классом истории. А такого, что “начинаем со "Сна в летнюю ночь" в пятом классе и постепенно идем по всему канону” - такого практически нигде нет.

 

У нас люди разных поколений, жители с разных концов страны в школе читают одни и те же книги. Это нас объединяет. А в Америке?

 

Здесь все читают «О мышах и людях», все читают «Убить пересмешника», многие читают «Скотный двор» Оруэлла. Во всех прогрессивных школах очень много читают про права человека, про субкультуры. В принципе, не важно, что ты читаешь, важно, какие идеи высказывает автор. Можно прочесть «Убить пересмешника», а можно - «Персеполис», графический роман. Кстати, графические романы обычно каждый год входят в обязательный список. Я сначала как русский родитель думала: «Это же не литература, там одни картинки…». Но на самом деле в нашем “визуальном” мире важно развивать эту визуальную грамотность. Картинки тоже можно читать и глубоко интерпретировать. Научить детей их понимать – очень важно.

 

Получается, американские школьники не читают тех книг, которые читали их родители?

 

Учителя часто выбирают для детей книги, которые когда-то любили сами. Например в 12-м классе обычно проходят “Бог мелочей”  Арундати Рой, ее все знают. В прошлом году я с большим удовольствием прочитала «Убить пересмешника» -  я её, в отличие от американских родителей, в школе не проходила. Мне кажется, связь поколений есть, просто она не основана на литературе ХIХ века, как в России.

 

Как устроены в Школе Пушкина уроки литературы?

 

Люди, которые организовывают русскую школу не в России, часто делают ее очень традиционно. И родители, которые туда приходят, обычно ожидают чего-то традиционного, даже не российского, а советского. Мы, наоборот, начали с прогрессивной модели. Дети 7 - 8 лет выбирают себе книги сами. У нас есть библиотека, где произведения разбиты по уровням. К сожалению, для русских книг нет такого сайта, как американский “Scholastic”, где можно посмотреть рейтинг сложности, поэтому мы распределяем по уровням  сами. Начиная с девяти лет наши дети ходят в книжные клубы. Для каждого возраста подобрана хорошая детская литература, очень часто переводная, но есть и русская, иногда это русские книжки, написанные в середине ХХ века. Главный вопрос был: смогут ли наши дети их понять, не зная  контекста. Они ведь понятия не имеют, кто такой пионер, например.  Они не привыкли говорить о России даже с родителями, потому что многие наши родители - эмигранты. Так что мы с девяти-двенадцати летними читаем сначала литературу про дружбу, про общечеловеческие ценности. Потом даем исторический контекст - через «Приключения Джерика» Н.Нусиновой, «Детей ворона» Ю.Яковлевой.

 

Ваши ученики любят те же книги, что их российские сверстники?

 

Мы с двенадцатилетними прочли «Чучело» В. Железникова. Нашим детям страшно понравилось, хотя, казалось бы, семидесятые годы годы в России, а тут американские дети – нет, они все прекрасно понимают, чувствуют. «Республика Шкид» Л. Пантелеева прекрасно пошла. Но вообще очень сложно найти литературу, которая написана хорошим, динамичным языком, которую легко читать и которая интересна и захватывает. Мы читали Крапивина – местами нравилось, но очень затянуто. «Дорога уходит в даль» А. Бруштейн – очень длинная книжка, мы же не можем весь год проходить «Дорогу уходит в даль». Так что подростковую классику нашего детства моим ученикам читать тяжело. И еще: есть культурологическая разница между понятиями американских и российских детей и родителей. Вот, например, книга Н. Евдокимовой “Конец света”. В России она получила литературную премию, а многие американские родители считают, что её вообще нельзя давать детям. Там есть такой эпизод:

Фет набросился на нее, сгреб в охапку и звонко чмокнул в щеку. Марийка заулыбалась и засмущалась.

– Значит, я красивая? – игриво переспросила она.

– Ага, – подтвердил Фет. – И еще ты носишь шортики.

Это точно, Фет был помешан на шортиках. Стоит девчонке их надеть, и она для него превращается из заурядной девчонки в потрясающую. Еще Фет делит шортики на правильные и неправильные. Он пытался мне объяснить разницу, но я так и не уловил. По-моему, неправильные шорты длиннее правильных. Мне кажется, что нет никакой разницы, главное, чтобы девчонка была симпатичная.

Я дохожу до этого абзаца и думаю: все, сразу можно закрывать, это не для американских девочек. Они сразу сделают так: «Что-о?!». Они «Алые паруса» не могут читать, потому что им кажется, что это противно,  что Ассоль  ужасно себя ведет. В общем, ментальная разница есть, и ее надо учитывать.

 

 

Вы читаете с учениками Пушкина?

 

Мы видим, что наши двенадцатилетние ученики прекрасно читают подростковую литературу: «Чучело» В. Железникова, книги Дины Сабитовой идут замечательно, дети в состоянии их понимать. Но перейти от этого к классической литературе практически невозможно. Дети не могут взять Пушкина или Лермонтова. И язык совсем другой, и исторический контекст абсолютно непонятен. Программа, которую мы сделали сейчас,  – это эксперимент. Мы сказали: давайте будем думать, читать и говорить о России ХIХ века. Например, о крепостничестве: дети ведь не знали, что в России была своя система рабства. Сначала мы обсуждали его в историческом контексте, а потом взяли набор произведений или отрывков из произведений, которые затрагивают эту тему.

Например, «Муму» Тургенева, пушкинскую «Барышню-крестьянку», фрагменты “Евгения Онегина” Из «Детства» Толстого мы выбрали одну главу, про Наталью Савишну.

 

Вы рассказывали, что в американских школах дети могут не читать классическую литературу. Почему вы хотите, чтобы ваши ученики знали русскую классику?

 

Потому что если спросить родителей маленьких детей, зачем им нужен русский язык, большинство скажет: я хочу, чтобы, когда они вырастут, они читали русскую литературу в оригинале. Вы знаете, что многие родители, которые переезжают в Америку, своих детей русскому языку вообще не учат. Но если поговорить с теми, кто учит, многие скажут: из-за русской классики. Самый сложный вопрос, на который мы еще до конца не ответили: как помочь ребенку, который хорошо читает и понимает текст, сделать прыжок от детской литературы к классике.